Чувствуя, как пылают от изысканного приглашения ее щеки, Аннунсиата смогла только улыбнуться. Король задумчиво разглядывал ее, подолгу останавливаясь глазами на ее лице. Казалось, весь мир замер вокруг них. Даже Голдени перестала кивать головой, покусывая рукав короля, и собаки прекратили возню, рассевшись у ног своего хозяина. Глядя на короля, Аннунсиата понимала, что их могут потревожить в любой момент, когда неожиданно появятся остальные любители ранних прогулок.

Как будто угадав ее мысли, король произнес:

– Как спокойно здесь, и как бы мне хотелось, чтобы этот покой продолжался как можно дольше! Я мечтаю проехаться верхом вместе с вами рано утром, видеть прелестный здоровый румянец на ваших щеках... У вас типичный для англичанки цвет лица, мисс Морлэнд, – вы знаете об этом? У француженок кожа совсем другая. – Две пары темных глаз на мгновение встретились. – Нам могут помешать в любой момент. Я хочу снова увидеться с вами. Сейчас вы слишком далеко от меня, поскольку живете в городе. Хотелось бы вам жить при дворе? При дворе должны быть все красавицы Англии. Вы позволите подыскать вам место при дворе? Вам нравится мое предложение?

– Да, ваше величество, – ответила Аннунсиата, чувствуя, что король ждет от нее именно такого ответа. Ее удивило: как может король спрашивать об этом, неужели кому-нибудь не хочется жить при дворе?

– Мои сестры и мать вскоре прибудут в Англию, и я хочу, чтобы вы познакомились с моей сестрой Генриеттой. Вы очень напоминаете мне ее – в вас есть что-то похожее, особенно когда вы вот так смотрите на меня, и я... – он резко оборвал фразу, повернул голову и сразу же заметил нескольких придворных, огибающих пруд. – Черт! – еле слышно пробормотал он, сразу принимая решительный и деловитый вид, еще продолжая улыбаться, но уже другой улыбкой – более официальной, холодной. – Молодой герцогине Йоркской понадобятся фрейлины, – добавил он. – Я знаю, что она подруга вашей кузины и опекунши. Я собираюсь назначить вас ее фрейлиной в самое ближайшее время. И конечно, – заключил король, еще раз взглянув в глаза Аннунсиаты, – я прикажу Элбермарлу оставить в конюшне место для вашей лошади. Когда-нибудь мы с вами еще отправимся на верховую прогулку.

Король коротко поклонился и пошел прочь, сперва медленно, однако не пытаясь отдалить время каждодневных хлопот. Аннунсиата минуту смотрела ему вслед; ее глаза сияли от удовольствия и восхищения, а затем, почувствовав, что сейчас она больше не хочет ни с кем говорить, девушка повернула Голдени и галопом поехала в противоположную сторону от короля и его приближенных.

Она напомнила королю его любимую сестру. Король хочет, чтобы она жила при дворе. Он назвал ее красивой. Эти слова крутились в голове Аннунсиаты, пока она пыталась разобраться со своими мыслями, чтобы не забыть ни единого слова из своей беседы с королем. Она должна прибыть ко двору и взять с собой лошадь – редкая привилегия, неужели она не ослышалась? Птица вспорхнула из-под копыт Голдени, и лошадь резко метнулась в сторону, чуть не сбросив свою всадницу и одновременно заставляя ее вернуться к реальности. Самое важное, с радостью думала Аннунсиата, что я сделала первый важный шаг в своей карьере, и гораздо скорее, чем можно было ожидать. Люси и Ричард будут так рады, а мать станет гордиться ею!

Аннунсиата свернула на главную аллею и направилась к ждущей карете. Но почему именно в этот момент она внезапно вспомнила о лорде Баллинкри? И почему она представила себе неодобрительное выражение на его лице?

Глава 14

– Фрейлина герцогини Йоркской, – проговорила Люси, разглаживая плотную бумагу в пальцах. – Но это же...

– Это только начало, – ответила Аннунсиата. – В конце концов, чьей еще фрейлиной он мог бы назначить меня?

– Верно. Когда король женится, он, вероятно, изменит твое назначение. То, что он разрешил тебе взять с собой лошадь – великая честь, – Люси с любопытством взглянула на Аннунсиату. – Твоя мать будет очень рада, и Ральф, конечно, тоже – особенно если ты замолвишь за него словечко перед королем.

Аннунсиата слегка прищурила глаза, и целую минуту они с Люси понимающе смотрели друг на друга. Наконец Люси произнесла:

– Твоя мать уверена, как и я, что ты всегда будешь поступать по совести, как тебя воспитали. Но, конечно, только ты можешь решить, в каких случаях и как следует себя вести.

Аннунсиата кивнула – ничего другого она не могла сказать относительно столь запутанного вопроса; однако для себя она уже решила, что на любые просьбы короля ответит только согласием. Принять такое решение было несложно – Аннунсиата, как почти каждая женщина, которая была знакома с королем, влюбилась в него.

Единственным оставшимся затруднением были поиски горничной, ибо Аннунсиата не могла переселиться в апартаменты Уайтхолла без достойной ее прислуги. Непросто было отыскать порядочную женщину в Лондоне, наводненном вернувшимися из изгнания или Прибывшими из провинции семьями, жаждущими милостей и подачек. Люси и Аннунсиата каждый день расспрашивали по десятку женщин, но ни одну из них невозможно было даже представить себе в качестве горничной. Наконец их внимание привлекла пожилая жительница Лондона с проницательными глазами и желтоватым лицом, по имени Джейн Берч – Аннунсиате она вовсе не понравилась, но показалась умелой и чистоплотной. Нанять лакея оказалось легче, и они быстро выбрали шестнадцатилетнего юношу, Тома Уиллета, который только недавно прибыл в Лондон из Кента, и был рад стать и грумом Голдени, и лакеем ее хозяйки.

Вечером, перед тем как Аннунсиате предстояло покинуть дом родственников и перебраться в Уайтхолл, Ричард и Люси устроили прощальный ужин в ее честь, на который пригласили своих самых близких друзей. Такие вечера Люси нравились больше всего – немноголюдные, интимные и веселые, где она сама и Аннунсиата были единственными дамами среди вежливых, умных и влиятельных мужчин. Люси никогда не питала склонности к обществу дам и провела столько лет своей юности в компании студентов, преподавателей колледжей, юристов и придворных, что беседы такого рода были необходимы ей, как воздух. Тем не менее Люси предусмотрительно усадила Хьюго между собой и Аннунсиатой и украдкой облегченно вздохнула.

Хьюго, казалось, был в странном расположении духа – временами он шутил, временами становился серьезным, как будто вспоминал что-то тревожащее его.

– При дворе вы окажетесь не в самом лучшем положении, – наконец заметил он Аннунсиате. – Среди придворных некоторые все еще пребывают в сомнениях, как относиться к молодой герцогине – кланяться ей или пренебрегать.

– У короля на этот счет нет никаких сомнений, – резко отозвалась Люси.

Поставив локоть на край стола, Хьюго длинными изящными пальцами поднес ко рту кусочек хлеба.

– От некоторых неприятностей не может спасти даже заступничество короля, – улыбнулся он. – Меньше, чем через неделю сюда прибудет принцесса Мэри, и ходят слухи, что она поклялась не принимать герцогиню. Она говорит, что не станет называть свою бывшую фрейлину сестрой. Люси мудро усмехнулась.

– Если она хочет жить здесь до конца своей жизни, как собиралась, ей понадобится получить содержание от его величества, и если его величество прикажет принцессе принять герцогиню...

– Как бы там ни было, королева Генриетта во всем согласна с Мэри, и неужели вы можете вообразить, что она примет Анну Гайд как дочь?

– Чем вызван приезд королевы? – поинтересовалась Люси.

Услышав ее вопрос, Ричард ответил вместо Хьюго:

– Причиной, думаю, явилось замужество принцессы Генриетты. Королю и принцу Руперту предстоит провести сговор.

– Говорить можно что угодно, но настоящая причина состоит в том, что королева поклялась разлучить герцога Йоркского с его женой, – заметил Хьюго.

Ричард усмехнулся.

– Она не сделает этого. Если уж король что-нибудь решил, он не отступится от своего решения, а этот брак получил слишком широкую огласку, чтобы быть расторгнутым. Король заставит Генриетту принять герцогиню, и все ее сопротивление будет сломлено. Не беспокойся, Аннунсиата, твоя карьера при дворе не будет преждевременно окончена.