К своей огромной радости он выяснил, что принц находится в адмиралтействе, неподалеку от Тауэра. Эдуард отправил посыльного с письмом, в котором умолял принца о встрече по срочному личному делу. В адмиралтействе его провели в приемную, сообщив, что принц скоро выйдет. Спустя час внутренняя дверь отворилась, и на пороге показался принц в сопровождении Джорджа Картрета, казначея флота, Джона Миннеса, гофмейстера, сэра Вильяма Пенна, одного из офицеров и секретаря Сэмюэла Пипайса. Принц пожелал всем спокойной ночи и отпустил своих спутников кивком головы. Они прошли к выходу, мельком взглянув на бледного, взволнованного Эдуарда.

Эдуард шагнул вперед, и принц повернулся к нему с терпеливым выражением смертельно усталого человека, который с трудом сохраняет внимание. Подумав, что принц неважно выглядит, Эдуард учтиво приветствовал его.

– Вы хотели видеть меня, мастер Морлэнд?

– Да, ваша милость. Мы могли бы поговорить где-нибудь наедине?

– Я слишком устал, мастер Морлэнд, – начал принц, но Эдуард перебил его:

– Уверяю вас, ваша милость, я не стал бы доставлять беспокойство, если бы дело не было столь важным.

Руперт не стал спорить. Он кивнул, провел посетителя в кабинет, откуда только что вышел, и прикрыл дверь.

– Здесь нам никто не помешает. Вы можете говорить без опасений.

– Ваша милость, прежде чем я изложу суть моего дела, я хочу попросить вас запастись терпением и заранее извинить меня. Дело касается лично вас, – Руперт недоуменно приподнял бровь, а Эдуард с жаром продолжал: – Сэр, я должен попросить вас вспомнить о том, что случилось несколько, а именно двадцать лет назад, в августе 1644 года.

Даже если принц и был удивлен, он не стал терять времени, расспрашивая, к чему такое упражнение памяти. Его глаза, под которыми залегли тени, смотрели понимающе и настороженно. Кивнув головой, принц продолжал молча слушать.

– Вы тогда были в Йоркшире, ваша милость, где произошла битва при Марстоне. Ваше войско потерпело поражение и бежало.

Лицо принца выразило боль и горечь, видимо, так и не затихшие за двадцать лет. Сжав губы, он еле слышно попросил:

– Продолжайте.

– Вместе с несколькими офицерами вы остановились на ночь в одном из близлежащих домов, – теперь Эдуард переходил к самому трудному. Он сглотнул ком в горле и нервно облизнул губы. – В том доме не было хозяина – он принадлежал даме, одной из моих родственниц. В ту ночь вы... вы спали не один, – он избегал смотреть в глаза принцу. – Сэр, от этой связи родился ребенок, девочка. Она появилась на свет 25 марта 1645 года.

Наступило долгое молчание, и Эдуард, наконец, решился поднять голову. Лицо принца было замкнутым и отчужденным. Он выглядел очень старым, как будто потух светильник, освещавший его лицо изнутри. Мгновение он стоял, устремив взор в пространство, а затем, медленно и почти мучительно потянувшись, он достал из внутреннего кармана миниатюрный портрет в позолоченной рамке из слоновой кости.

Еле сдерживая дрожь в руке, он протянул портрет Эдуарду и проговорил:

– Вот этот ребенок?

Эдуард взглянул на портрет, поразившись сходству, и кивнул.

Принц приблизил портрет к глазам и долго смотрел на него, прежде чем вновь положить в карман.

– Не понимаю... – проговорил он. – Почему же она не сообщила мне? – Эдуард смутился, а принц поспешил объяснить: – Ее мать, ваша...

– Кузина, сэр.

– Да, ваша кузина. Почему она не написала мне?

– Не знаю. Она странная женщина, сэр. Она так и не вышла замуж, прожила в одиночестве все эти годы, сама вырастила ребенка и, по-видимому, не нуждалась ни в чьей помощи или обществе.

– Не понимаю... – снова повторил принц. Он беспокойно огляделся и нахмурился, как от сильной боли, чувствуя себя совершенно потерянным. – Все эти годы я мог бы иметь дочь... А теперь я потерял ее. Она знает? Я хочу сказать, об этом известно графине? – он не мог назвать ее дочерью – она пока еще не принадлежала ему.

Эдуард покачал головой.

– Я еще не успел сообщить ей, решив, что лучше сначала встретиться с вами.

– Я должен был догадаться – это сходство... Все его замечали, но если не присматриваться, этого можно было и не заметить... Я видел, что она выглядит, как женщина из рода Стюартов, но не более, чем кто-либо другой... Черные глаза и волосы... Нет, я не думал об этом. Откуда я мог знать?

– Вам не в чем упрекать себя, сэр, – мягко сказал Эдуард. – Ведь пока еще ничего не случилось, – в этом утверждении прозвучал вопрос. Принц Руперт посмотрел ему в глаза и сухо ответил:

– Мы должны были уехать завтра, в Танбридж. Она ждет, что я заеду за ней утром.

– Сэр, иногда болезнь, особенно внезапная болезнь, помогает избежать опасности, – заметил Эдуард.

Руперт кивнул.

– Но это было бы проявлением слабости с моей стороны. Она должна знать.

– Вы думаете, это будет разумно, ваша милость? Потрясение может оказаться очень сильным, даже опасным для нее. Разве постепенное отдаление, меньшее внимание не... – Руперт нетерпеливо кивнул, и Эдуард поспешил договорить: – Тогда она будет чувствовать только разочарование, ее чувства изменятся, и можно будет сказать ей, каким-нибудь образом дать понять...

Впервые в своей жизни принц Руперт узнал чувство нерешительности, обдумывая преимущество тактичного и деликатного выхода перед прямым и честным заявлением. Эдуард понял его сомнения. Он ждал в сочувственном молчании, пока, наконец, принц не заговорил:

– Да, недавно я стал чувствовать себя хуже. Именно поэтому я собирался в Танбридж...

– Сэр, позвольте мне отвезти письмо от вас, чтобы отложить поездку, – Руперт снова задумался, и Эдуард добавил: – Это будет только задержка: ведь скоро вам все равно придется уехать, как только будет готов флот. За это время она успеет смириться...

Вторая часть поручения была еще сложнее. Эдуард принял решение еще по дороге в Лондон – оба они должны знать о своем родстве, хотя для чувств каждого лучше было думать, что другой об этом не знает. В доме Аннунсиаты Эдуард застал самый разгар приготовлений. Повсюду были разложены наряды хозяйки, а две горничные укладывали их в сундуки под руководством самой хозяйки и Берч.

– Только не это, миледи, – сопротивлялась Берч.

– Но должна же я взять официальную одежду, – возражала ей Аннунсиата. – Вдруг нас куда-нибудь пригласят.

– Конечно, миледи, но вспомните, Его высочество уже видел это платье – во время игры в карты у леди Арлингтон, месяц тому назад.

В этот момент Аннунсиата оглянулась и заметила Эдуарда. Ее лицо озарилось радостью, а затем на нем появились признаки нерешительности, и Эдуард едва сдержал улыбку.

– Эдуард, что вы здесь делаете? Почему о вас не доложили?

– Я хотел застать вас врасплох, Нэнси, пока вы готовитесь к побегу. Скажите, принц и впрямь должен явиться за вами на белом коне и увезти в заоблачный замок?

Аннунсиата весело рассмеялась; ее щеки порозовели, а глаза оживились при мысли о любимом. Эдуард помрачнел, поняв, что она действительно любит принца и что ею управляет отнюдь не тщеславие.

– Принц на белом коне – вы совершенно правы, Эдуард. Только этот принц не из волшебной сказки.

– Все принцы становятся сказочными, когда влюбляются в нас, простых смертных. Кстати, о сказках – мне есть о чем рассказать вам.

– Только не теперь, Эдуард. Мне надо закончить укладываться – утром мы уезжаем.

– Я приехал сюда именно для того, чтобы рассказать вам сказку, – настаивал Эдуард. – Пусть ваша обожаемая Берч продолжает укладывать вещи, а мы с вами спустимся в сад подышать свежим воздухом.

– Говорю вам, мне некогда!

– Нет, вы обязаны пойти со мной, – решительно заявил Эдуард. Бросив многозначительный взгляд в сторону Берч, он указал на дверь.

Аннунсиата раздраженно вздохнула, но ею уже завладело любопытство. Бросив платье, которое держала в руках, она проговорила:

– Хорошо, я пойду с вами – но ненадолго. Продолжай, Берч, и будь повнимательнее. Я скоро вернусь.